Плотникова Е.В.

Академия переподготовки работников искусства, культуры и туризма

Вряд ли кто-нибудь усомнится, что В.В. Набоков, русский эмигрант, с 20 лет живший сначала в Германии, затем во Франции, США, и, наконец, Швейцарии, выпускник Кембриджского университета, первым языком которого был английский и который всю жизнь говорил со странным "птичьим" акцентом был деятелем русской культуры.

Детство Набокова сыграло большую роль в дальнейшей жизни писателя и нашло отклик в его творчестве. Сам Набоков называл его "совершеннейшим", "международным". Оно важно, так как, по словам самого писателя, это пора "чистого" восприятия мира, таящее в себе "загадочно-болезненное блаженство", которое сохранилось у него как память на всю последующую жизнь. Именно в это блаженнейшее, оранжерейно-клубничное детство уходит корнями его "философия отдыха".

Набокова называли "художником формы, писательского приема", который не только не маскирует их, но и наоборот, выставляет напоказ; таким образом, его произведения населены не только действующими лицами, но и множеством приемов. Сложность набоковской прозы состоит в том, что надо разобраться в намерениях автора, которые могут быть как серьезными, так и несерьезными.

Безгранично презрение Набокова к искусству, как социополитическому явлению. Он не отрицает нравственного воздействия искусства как такового, но " нарочитое морализаторство", "гиперморализм" русской литературной традиции, за что его долго не признают в консервативных эмигрантских и советских кругах, обвиняя в отходе от русской литературы.

Набоковский роман - это прежде всего роман воспитания "я". Его проза во многом опирается на опыт прозы символистов и, в большей степени, Андрея Белого, то есть разочарования по поводу соединения "мы" и отрыв "я" от "мы"; жаждующее истины "я" занято "вертикальным" поиском ее. Набоков же в силу своего метафизического "сомнения" закрыл, так сказать, верхний этаж символической прозы, то есть выходы не только в горизонтальную, но и вертикальную плоскости слияния с мировой душой в некоторое мистическое "мы", и набоковское "я" оказалось в предельной изоляции. В то же время "я" дробиться и множиться. Множественность "я" объясняется тем, что ни одна маска не исчерпывает глобальности конфликта между "я" и миром.

Экзистенциальная устойчивость авторских намерений приводит к тому, что романы писателя группируются в метароман с единой прафабулой, порожденной проблемой соединения "я" с мировым смыслом.

Главная творческая сверхзадача Набокова, обеспечивающая метароман экзистенциональным и эстетическим значением одновременно, - обретение рая. Набоков рассматривает рай (причем именно земной рай) как изначальную норму, потеря рая происходит поэтапно с появлением "чужих" людей, а именно, воспитателей, гувернеров и т.д., но накануне изгнания непременно происходит "райская встреча", это первая любовь.

Тема избранницы и псевдоизбранницы представлена во многих романах Набокова.

Финал всего русского метаромана происходит в романе "Приглашение на казнь". Происходит революция в системе набоковских ценностей с явно определившимся стремлением к "мы". Его продолжать буквально уже невозможно и вход Набокова в другой язык является своего рода освобождением от навязчивого сюжета.

Это было перерождением не только языка, но и писательского сознания.

Вклад В.В. Набокова в русскую культуру и русскую литературу незаменим.